Уж лучше германцы, начнут наступление в самую короткую ночь, рассчитывая «подавить основное сопротивление за четыре недели», как самонадеянно думали их высшие военачальники.
СССР в этот раз имел не представимую фору. Вот только РККА, несмотря на изменения и интенсифицировавшийся процесс боевой учёбы к войне, оставалась в массе своей обр.41, а не 45… и именно это было самой большой неопределённой величиной в расчётах «группы Мерецкова».
Осенью сорокового в СССР не теоретически (в духе новых веяний, отразившихся в законе о всеобщей воинской обязанности от 1 сентября 1939 года), а практически было разрешено в военные училища брать не только детей рабочих и крестьян (Мы армия страны, мы армия народа).
В тот раз подобное – «Родина вспомнила» не только про детей рабочих и крестьян, а и про то, что и другие могут быть достойны быть команлирами РККА только когда стало худо.
В пехотных училищах был проведён дополнительный набор среди отслуживших срочную на «ускоренные лейтенантские курсы», со сроком окончанием обучения – осень 41/42.
Будущее человеческое «топливо войны». На замену тех младших командиров, кто падёт в сражениях лета-осени 41. Те, кто поведёт стрелковые взводы из массы мобилизованных в атаки и подавляющее число из которых скоро погибнет… и в желающих не было недостатка. Интересуй попаданца данная тема и если бы он вдруг имел доступ к статистике по шедшим на данные курсы, в военные училища и даже по большинству рядовых в РККА времени, куда он попал, Рожков бы снова убедился в том, что подозревал в 21 веке:
Всё таки пропаганда и нарисованные государством идеалы (как дутые, так и вполне себе настоящие) того времени, куда он попал, действовали намного сильнее на население, чем в 21 веке. Та самая пресловутая готовность у многих «идти на пулемёты». Кстати, как и в первую мировую. Символичным было то, что молодое поколение, уже капитально обработанное советской пропагандой через систему воспитания и обучения, со школьной скамьи массово верило в свою страну, в свой СССР, Даже при наличии у части из них – родственников-репрессированных (как в 20-е, так и в 30-е), принадлежности не к классам рабочих и крестьян и прочим сомнительным с точки зрения официальной идеологии моментам.
Именно наличие этого духа и веры в свою страну было одним из факторов Победы. Как в истории «мира Рожкова», так и в той реальности, куда он попал.
Сермяжная правда выразилась в том, что благодаря информации, притащенной чётко знавшим «куда бежать, кому сдаваться» попаданцем, в «этот раз» таких, кто закалил свои книжно-газетно-школьноскамеечные идеалы в окопах войны и выжил в кровавой, но менее длительной мясорубке, было после окончания бойни намного больше. А руководство страны избавилось от некоторых своих, обусловленных «местом на Олимпе» и предыдущим жизненным опытом предубеждений, имея доступ к послезнанию. Итоговый результат посему позже вышел… очень и очень своеобразный.
С 9 июня РККА перешла в режим максимальной боеготовности, в войска (вплоть до корпусного, а в приграничных округах и дивизионного уровня) тогда же ушла секретная директива Главного военного совета Красной Армии, подписанная наркомом обороны и начальником генштаба, в которой до командиров соответствующего уровня были доведены обобщённые/касающиеся непосредственно их сведения (на основе данных из «другой истории» и совпадающих с ними текущих разведданных) об предполагаемой дислокации ВС Германии на 22 июня. А также вывод о том, что война неизбежна. Заодно и те, кто поближе к границе, увидели в цифрах, кто противостоит их частям.
Старшие командиры РККА получили явственное подтверждение витавших у многих из них с весны собственных грозовых предчувствий. Которые, впрочем, прорывались не только во внутренних обсуждениях в «кругу своих», но и в официальных средствах массовой информации. Да и официальное заявление о изнанке советско-германского соглашения(пакта) многими в стране чуть ли не в открытую трактовалось как «по хорошему с германцами договориться не удалось, что-то скоро будет…». Такие разговоры не пресекали. Опыт прошлого непонимания и разрыва шаблонов у населения и в армии после «Заявления ТАСС» и начала войны был, как любил изъясняться в своей засоренной рунетовским сленгом попаданец – «вкурен» на высшем уровне.
Войска приграничных округов начали выдвижение на намеченные для обороны рубежи, отмеченное абвером и РСХА, вылившееся в упомянутый ранее доклад Гитлеру. Эффект послезнания позволил избежать в первые пару дней войны подавляющего большинства ситуаций, подобных «тому разу», когда например, 48-я стрелковая дивизия ПрибОВО 22 июня встретила частью – на саперных работах в другом районе, а треть списочного личного состава – на марше, после которого попала под сокрушающие удары – сперва авиации, а после – танков и мотопехоты немецкого моторизованного корпуса.
Эвакуацию же семей военнослужащих с мест на самой границе начали одновременно с получением в войсках секретной директивы. Опыт эвакуации «иного раза», которая во многих случаях началась только после начала войны и внёсшую дополнительную неразбериху, повторить категорически не желали. По западным районам страны поползли соответствующие слухи, недалёкие, в общем-то, от истины.
Стоит отметить, что в «этот раз» ГВС КА, образованный в 1938 году, так и просуществовал всю войну, являясь органом, в котором принимались важнейшие решения по ведению боевых действий. Существенным отличием (помимо названия) было то, что Шапошников был введён в состав ГВС КА (фактически той же «Ставки ВГК», не явиленной миру «в этот раз») ещё осенью сорокового, а не в июле, после начала войны. Сталин также снова вошёл в состав ГВС, ну и состав совета плотно координировал свою работу с «группой Мерецкова», начавшей осенью предвоенного года работу по подготовке РККА к войне в соответствии с материалами из «иной истории». ГВС КА был сосредоточен на руководстве боевыми действиями, а образованный 21 июня Государственный Комитет обороны (официально появившийся на 9 дней ранее, чем в «той истории») – на общевоенном, политическом и хозяйственном управлении СССР во время войны. Членами ГКО, помимо Сталина, Молотова и Берии стали Вознесенский, Каганович, Маленков и Микоян.
На начало «этой войны» четверо из их семи уже знали об ходе и результатах «той» и те потерях, которые тогда пришлось понести, чтобы добыть Победу.
Изначальные мысли нанести днём и вечером 21 июня множество авиаударов всей сосредоточенной мощью авиации СССР по хорошо известным из материалов попаданца местам скопления германских войск с тяжёлым сердцем были отвергнуты на совещаниях в группе Мерецкова с участием Сталина и Берии в декабре, когда обрёл окончательные очертания корректировавшийся несколько раз неофициальный «план обороны СССР» (и годы спустя войны известный историкам только с немногих слов обсуждавших его). На основе этого неформального, хотя и достаточно детализированного плана готовились практически все официальные распоряжения и директивы наркомата обороны и генерального штаба, подготавливавшие РККА к войне.
Да, такое решение с неожиданным ударом со стороны СССР несло большие преимущества. Но оно не гарантировало решающего успеха. Обладай к 22 июня Сталин множеством ПУ оперативно-тактических и других ракетных систем разного назначения 21 века (пусть даже в неядерном исполнении) и авиацией будущего, тогда да, можно было бы всё таки рассмотреть сей вариант детальнее. «Шок и трепет» сороковых, так сказать… Но реализацию постулатов данной военной доктрины СССР осуществлять на тот момент было нечем. Чего не было, того не было.
И, главное. В таком варианте, фактически, СССР остался бы в истории агрессором. Подтверждая слова Геббельса о превентивной войне Германии. Слишком на многое последующее влиял бы сей факт. Да и эффект от попытки реализации данного замысла имевшимися средствами мог бы быть смазанным. Качество советской авиации было совсем не то, сокрушающей всё и вся авиабомбардировки могло и не получится. А сил было бы потрачено много.