Протоинквизитор – это плохо. Это очень плохо. Потому как человек он очень злобный и мстительный. Пафнутий ополчился на меня еще в те времена, когда я делал в этом мире свои первые шаги, и с тех пор старательно использовал любую мелочь для обвинения меня в мракобесии, оскорблении чувств верующих и прочих страшных преступлениях. И плевать ему на отсутствие доказательств и логики в своих словах! Так что нельзя поддаваться на его наскоки, иначе просто затопчут. Несмотря на все мои заслуги и регалии.
– Вы, святой отец, не заговаривайтесь! – спокойно ответил я, обжигая представителя инквизиции морозным взглядом. – За такие слова можно и к ответу быть призванным.
– Хех! – цинично усмехнулся отец Пафнутий. – На дуэль меня вызовешь, бретер проклятый? Ловко ты себе дорожку к трону расчистить решил, да промахнулся чуток! Государь скоро придет в себя, а там, глядишь, и царевич с Божьей помощью оклемается! Не сносить тебе головы на этот раз, Бодров! Ох, не сносить!
– Да иди ты лесом, пугало огородное! – как же давно я мечтал сказать ему в глаза эту фразу, и вот подвернулся удобный случай. А что прикажете делать, если никакие разумные доводы не доходят до человека?
Я развернулся вместе со стулом лицом к протоинквизитору – чтобы смотреть ему прямо в лицо, а заодно – чтобы держать в поле зрения стоящих за моей спиной красномундирников.
– Как смеешь ты, червь!
– Одну минуту, святой отец! – в голосе Глазкова прозвучали стальные нотки. – Позвольте мне!
– Давайте, Никита Андреевич, не стесняйтесь! – любезно поддержал я хозяина кабинета, при этом совершенно не ожидая услышать ничего хорошего для себя.
– Скажите, князь, – не обратив внимания на мое паясничание, продолжил Глазков, – вы ведь не хотели вообще посещать торжественное богослужение?
– Пропустить пасхальную службу?! – отец Пафнутий аж подскочил на стуле от такого подарка судьбы. – Да как можно? Да это же прямое указание на ересь! Прислужник дьявола чувствует себя неуютно в храме Божьем!
– Да перестаньте нести чушь, святой отец! – досадливо поморщился я. – Нормально я себя чувствую в церкви, просто не люблю большие скопления народа. Уж извините, но мне этого на полях сражений хватило с лихвой!
– Но вы в итоге пришли, не так ли? – как ни в чем не бывало продолжил начальник сыска.
– Вы прекрасно знаете, что на этом настояли государь и царевич Федор.
– Согласно этикету, вы должны были находиться рядом с царевичем?
– О да! – неохотно подтвердил я, уже понимая, куда клонит оппонент. – Но при дворе полно блюдолизов, всегда старающихся протиснуться поближе к венценосным особам. Нам с супругой не хотелось толкаться с этими малопривлекательными людьми. К тому же на выходе из храма образовался затор, вот мы и отстали.
– Звучит малоубедительно! – Никита Андреевич откинулся на спинку стула и, скрестив на груди руки, вперил в меня внимательный взгляд своих немигающих глаз.
– Правда всегда звучит малоубедительно, – спокойно парировал я, – но это она и есть. Если бы взрывники не ошиблись со временем взрыва, вряд ли бы эти несколько метров форы спасли нас.
– Тем не менее вы здесь, целы и невредимы. А в стране безвластие. Кому же это выгодно? Ужель одним фрадштадтцам?
– Кому же еще?
– А кто займет трон в случае смерти Ивана Федоровича и Федора Ивановича?
– Ой, Никита Андреевич! Опять старые песни о главном?
– Довольно уже паясничать, Миша! Все очень серьезно! Сегодняшняя трагедия выводит тебя прямиком на вершину власти!
– Если уж вы так спешите похоронить царя с наследником, – устало вздохнул я, – то смею напомнить, что официальной наследницей Федора Ивановича назначена его старшая дочь Александра. За ней следуют еще две сестры. Регентом при них, вполне естественно, будет их родной дядя царевич Алексей. Этот порядок престолонаследия был введен с моей подачи, и черт меня подери, если я позволю кому-то его нарушить!
– Очень пафосно звучит! Но, во-первых, у идеи возвести женщину на трон слишком много противников, а во-вторых, ни для кого ведь не секрет, какое влияние вы имеете на Алексея Ивановича. Так что, кто бы ни сидел на троне, реальная власть будет у вас.
– Глазков! Иди к черту!
Я обессиленно откинулся на спинку стула. Как можно переспорить упертых фанатиков, оперируя логикой и пытаясь взывать к доводам рассудка? Очевидно, что никак. Пора прекращать это представление. Главное, чтобы сейчас в пыточную не потащили, а там разберемся.
– Ваша камера, Бодров, ожидает вас. Смею вас заверить, там все по-прежнему, ничего не изменилось. Так сказать, добро пожаловать домой!
То ли наивная попытка вывести меня из себя, то ли неуклюжая попытка пошутить. Тоже мне, психолог нашелся.
Я сам отстегнул ножны со шпагой, швырнул на стол и, заложив руки за спину, направился к боковой двери.
– Никита Андреевич, отдайте его мне! – прозвучал за спиной пышущий злобой голос протоинквизитора. – Я покажу ему перепись населения! Я все из него выжму, даже то, что он не знает!
– Чуть позже, отец Пафнутий, чуть позже!
2
Густые клубы сигарного дыма окутали лорда Генри Джеральда Хаксли. Обстановка кабинета виделась ему сквозь дымную пелену расплывчатой, нечеткой, полуреальной. «Весьма символично», – подумалось новому руководителю Тайной канцелярии его величества Георга Второго. Все как в ситуации со спровоцированными его подручными событиями в Таридии – вроде бы и операцию довели до логического завершения, и резонанса добились сильнейшего, и в то же самое время основная цель не достигнута, а почти всех исполнителей схватила контрразведка противника и наверняка уже связала с Островами. Вроде бы и успех, но с сильнейшим привкусом провала. И совершенно непонятно, как представлять дело руководству.
Не так лорду Генри виделся финал этой операции, не о том ему мечталось в предвкушении первого громкого триумфа на таридийском направлении. Такой удобный случай, такая великолепная возможность решить целый ворох проблем одним ударом!
– Кэрриган, есть вероятность того, что хоть кто-то из Соболевых испустит дух?
Сидящий напротив агент Кэрриган беспокойно поерзал на своем стуле. Видно было, что он чувствует себя не в своей тарелке, слишком напряжен и не уверен в одобрении своих действий новым шефом. Это нравилось Хаксли, считавшему, что подчиненных нужно держать в строгости.
– Царевич Федор тяжело ранен, в его выздоровлении доктора не уверены, – чуть растягивая слова от волнения, ответил агент, – царь Иван, к сожалению, точно выживет.
– А Бодров цел и невредим? – задумчиво произнес лорд, некстати вспоминая сгинувшего в прошлую военную кампанию Олстона. Тот с маниакальным упорством охотился именно за этим князем из ближайшего окружения наследника престола и, несмотря на все ухищрения и возможности агента тайной службы его величества, потерпел крах.
– Князь Бодров арестован Сыскным приказом, как я понимаю, его заподозрили в попытке дворцового переворота. Но вряд ли это надолго. Не совсем же они там идиоты.
– Да, на такое везение рассчитывать не приходится, – в голосе лорда прозвучало легкое сожаление. – Хотя в Рангорне же получилось недавно.
– Ну, – осторожно возразил Кэрриган, – фигуры дона Эрнесто Кастильо и князя Бодрова вряд ли сопоставимы.
– Ты прав, Кэрриган, на сто процентов прав. Хотя и жаль. Так здорово было бы убрать эту занозу руками самих таридийцев!
Надежды на подобный исход действительно было ничтожно мало. Еще недавно задыхавшаяся в «дружеских объятиях» своих соседей Таридия нынче крепла и хорошела на глазах. Разумная внутренняя политика, помноженная на политическую волю правящего дома, давала поразительные результаты. Экономика росла как на дрожжах, торговля процветала, строились города и дороги, укреплялась армия, появился военный флот. Страна становилась реально опасным конкурентом для Фрадштадта. И, что самое страшное, все эти перемены были не поверхностными, а структурными, пронизывающими континентальное государство сверху донизу. Если оставить все как есть, то через несколько лет банальная смена власти уже не сможет остановить таридийского прогресса, а уж этого Тайная канцелярия его величества допустить никак не могла.