Многое так и осталось не осознанным и исправленным. Хотя в тех же танках количество машин с радиостанциями стало большим, чем в «иной реальности»

К 22 июня удалось закрыть только самые очевидные «дыры», исправить только самые ужасные недочёты…

И наделать новых.

20 июня все газеты Союза вышли с напечатанным совместным обращением от имени Президиума Верховного Совета и Политбюро ЦК ВКП(б).

«…Скопление германских войск около советских границ вызывает огромную озабоченность советского правительства. Мы напрямую, через все средства массовой информации СССР, обращаемся к германскому народу и вождю германской нации Адольфу Гитлеру и призываем одуматься и не совершать действий, влекущих трагические последствия для народов наших стран и всего человечества. Надеемся на добрую волю и понимание всей меры ответственности…»

Несмотря на возможные опасения насчёт потенциальной паники в стране, на самом высшем уровне было решено – страна должна была знать, что её ждёт.

Впрочем, Сталин (несмотря на увеличившийся круг посвящённых в «главную тайну СССР») после сентября 40 – го года многие решения обставлял так, что его прозорливость и предвидение были ясны всем. Не удержался он и в этот раз…

Тем более, что к этому числу всем осведомлённым окончательно стало ясно – «Германия начнёт также».

А вождь страны вполне себе понятно и искренне желал себе лучшего образа на страницах будущих учебников истории и «страниц всемирной сети».

Хотя бы той её части, которая будет относится к СССР…

За неделю до войны, когда Рожков купался крайний раз в море, Сталин собрал Политбюро без особых предварительных пояснений его членам «зачем?» и предоставил слово приглашённым туда Берии, Тимошенко, Мерецкову, Шапошникову и Ванникову, попросив их изложить сведения о предстоящем нападении Германии и подробно рассказать о той подготовке, что была проведена за последние 9 месяцев.

Пока что без слов о попаданце и факте путешествия во времени.

Члены Политбюро, которые в разной степени, но уже давно знали, к чему движется страна и помня те указания, которые исходили от Сталина в разговорах «тет-а-тет», восприняли сие лишь как подробные дополнения «в рабочем порядке». Хотя и с большим интересом выслушали доклады приглашённых.

Кроме Ворошилова.

Климент Ефремович с большим трудом задавил обиду. Он, конечно, не то что бы догадывался, а прямо знал, к чему всё идёт – слишком много было предпринято действий, но то, с каким размахом шла эта подготовка и то, что стало известно по линии внешней разведки ГУГБ НКВД… всё это прошло мимо его глаз.

Доверие Сталина он явно потерял. Берия ещё выше поднимет свой авторитет в глазах Хозяина. Такие материалы достал! Здорово он в секреты германцев залез…

Да и тот странный проект, связанный с ураном, о котором в ЦК шли тихие разговоры, и на который шли такие ресурсы, он тоже в связи с подступающей войной? Неужели учёные головы действительно что-то там со сверхмощными бомбами делают, про которые в западной печати несколько статей гипотетических в завершившееся десятилетие мелькало? И снова про ракеты заговорили… и какое-то новое КБ работает, средства немалые на опытные работы выделяются, вроде же уже всё выяснили с прожектами, поддерживавшимися вредителем и заговорщиком Тухачевским!? И это всё – в преддверии большой войны. Зачем?

Климент Ефремович отлично понимал, за что его в мае 1940 сняли с поста Наркома. Советско-финская, хоть и стала победной, но совсем не в том объёме и не такой ценой, на которую все рассчитывали.

Немного подумав, он решил пока не лезть с вопросами к Хозяину. Настроение у того было деловое, какого-либо недовольства в свой адрес за прошедший год он не слышал, за работу на посту заместителя председателя СНК СССР ни разу товарищи серьёзно не выговаривали, он и решил – ни к чему. Не время пока.

Гитлер, как и в «тот раз», толкнул-прочитал 21 числа «обращение к солдатам Восточного Фронта», в котором вещал о «160 дивизиях СССР, сконцентрировавшихся на границе», про будущее «величайшее сражение в истории человечества», про союзников Германии – «финских героев», румынов под командованием Антонеску, составляющих «самую большую в истории группу армий»… с целью завершения этой великой войны и для спасения «европейской культуры и цивилизации»…

Это было так же, как и в «тот раз».

Еврорейх версии 1.0 и Drang nach Osten, чтобы завоевать Lebensraum im Osten.

Порядок действия, служащего запуском кульминационного этапа в плане «Барбаросса», уточнённый распоряжением армейского командования Германии 10 июня, грохотнул похоронным набатом, возвещавшем о разгоравшейся, самой кровавой в истории человечества, бойне.

21 июня сигнал «Дортмунд»,о существовании которого знали осведомлённые в СССР, ушёл в германские войска так же, как и в «тот раз». Сигнал «Альтона» о переносе наступления на другой срок не прозвучал.

Хотя в верхах германского политического и военного руководства поняли, что большевики немало узнали о плане, направленном против СССР, но все сомнения уже были отброшены в сторону. Вера в несокрушимую мощь германских вермахта и люфтваффе была как никогда на высоте. Как у Гитлера, так и у всего германского народа. Которому пока ещё предстояло заплатить за всю свою поддержку ужасных расистских и человеконенавистнических наци-идей.

После подтверждения о прохождении сигнала в Москве сделали вывод, что последняя попытка – через обращение от 20-го июня, если и не предотвратить войну, то хотя бы «сбить прицел» у немцев, пропала втуне.

Советская авиация частично была рассредоточена на полевых аэродромах. Многие из которых, тем не менее, явно были известны немцам. Полёты высотных разведчиков из авиагруппы Ровеля, хоть и не с такой интенсивностью (из-за потерь от МиГ-3 авиаполков ПВО), как в «мире Рожкова», продолжались. И никто не отменял радиоперехват и агентурную разведку. Возможности по которой на территории западных Украины и Белоруссии у абвера были весьма приличны.

Да и рассредоточение – тоже палка о двух концах. Авиацию раздёргивать и управлять поэскадрильно было бы сложнее и уж не с такими «великими» умениями, как у советских авиакомандиров образца 1941, пусть и прошедшими усилиями тех, кто выполнял приказы Рычагова, большее количество боевой учёбы на основе некоторых знаний из будущего.

Зенитная оборона аэродромов была усилена. Около трети новых средств ПВО, произведённых и старых, собранных из запасов к 22 июня, были поставлены в состав двухсот сорока новых зенитных батарей для обороны аэродромов, формирование которых началось (и было доведено до конца!) с ноября 1940-го.

В «мире Рожкова» приказ НКО по формированию 166 подобных батарей вышел только в апреле 1941. Со всеми вытекающими и малоутешительными к 22 июня результатами.

Эти соединения ПВО заметно усилили слабую оборону аэродромов, которую пытались ранее обеспечить всего 3 шт. счетверенных ЗПУ, входивших в штаты каждого БАО – батальона аэродромного обслуживания.

Внимательное изучение тактики германских ВВС по материалам книг и журналов фаната варгеймов из 21-го века позволило заметно скорректировать методы боевой подготовки и тактику наших ВВС, давшие результаты уже 22 июня. Но и число опытных лётчиков после первых дней заметно уменьшилось. Как в ВВС РККА, так и в люфтваффе. К сожалению, и в «этот раз» потери советских ВВС были значительно выше германских.

Рычагов, изучивший множество авиамурзилок, с согласия наркома и генштаба внёс изменения в оснащении новой техникой авиачастей приграничных округов. С позиции послезнания исчезла логика скорого перевооружения на новую технику. В «тот раз» её в авиации приграничных округов практически не освоили, множество новых неосвоенных самолётов так и сгорело на аэродромах. «Двойные комплекты» – старое оснащение и новое при единственном штате лётчиков, слишком красноречивы были случаи с новыми самолётами – на которых до 22 июня пару «успел пролететь» командир авиаполка и его заместитель, а остальные только посмотрели и прочая и прочая… процессы оснащения переориентировали и скорректировали.