Что если попытаться разыграть мятежную карту? Какие у Таридийского царства первоочередные задачи? Выиграть время для подготовки к войне с Улорией и не выдать за это время улорийцам графиню Ружину. При этом существуют серьезные опасения, что король Янош хочет форсировать события и начать военные действия уже будущим летом. Причем поводом может послужить как раз позиция Ивана Шестого, занятая в отношении корбинской наследницы – все знают, что де-факто ее приютили в Ивангороде, но де-юре ее здесь нет, а потому не может быть и претензий. Вспыльчивый и не терпящий отказа улорийский правитель просто плюнет на условности и перейдет в наступление. То есть сейчас мир в буквальном смысле слова висит на волоске.

А если взять и искусственно создать ситуацию, к которой робко подталкивают некоторые иностранные «друзья», недовольные проводимой семьей Соболевых политикой? То есть объявить о своих правах на престол, схватить Ружину в охапку и увезти в Холодный Удел. Можно даже не трогать таридийский трон, просто заявить об отделении севера, ну и попутно – о намерении «наложить лапу» на Корбинский край. Янош не может не посчитать меня своим врагом, но не может и нападать на того, кто с этим врагом борется. А бороться Иван Федорович и сыновья будут шумно, помпезно, но не очень активно. Пока соберут войска, пока подвезут боеприпасы и продовольствие – глядишь и осень наступила, зима на носу. А зимой в горах Холодного Удела особо не повоюешь, потому придется откладывать военные действия до весны. Весну и лето царские войска и мятежники вполне благополучно пробегают друг за другом, чтобы осенью разойтись вновь на зимние квартиры. Что называется – здравствуй, вторая серия! А там и до третьей дотерпим, после чего все благополучно помирятся со всеми, прощай, мятеж, здравствуй, единое государство! С внутренними проблемами будет покончено, можно будет приняться за внешние.

Я даже остановился посреди коридора, захваченный буйством разыгравшейся фантазии. Но здравый смысл очень быстро разбил нарисованную в уме картину вдребезги. И спустя минуту я уже вовсю ругал себя за впущенные в голову глупые мысли. В самом деле, волшебный план спасения мог существовать максимум в качестве нарисованной на бумаге безжизненной схемы.

На деле мятеж не может быть игрушечным, иначе в него никто не поверит. Значит, нужно сделать его настоящим, а настоящий мятеж предполагает человеческие жертвы и раскол страны на два лагеря. По той же причине мне придется в течение нескольких лет играть роль предателя, а мне даже от мысли такой становится некомфортно. Не готов я к такому, однозначно не готов.

К тому же статус предателя всегда сопряжен с опасностью потери жизни в самый неожиданный момент: либо садовник воткнет свои ножницы под ребро, либо кухарка яду подсыплет в еду. Как говорится, за царя, за отечество! И всё, прощай Миша Бодров, не надо было браться за дело, в котором ничего не смыслишь.

Ну, и напоследок еще можно усомниться в реакции улорийского монарха – вдруг он решит разделаться с врагами последовательно, пока они заняты выяснением отношений? Сначала разберется с Соболевыми, потом за меня возьмется. Так что нет, нет и нет. Лучший выход – это оставить всё как есть и тянуть время до неотвратимого столкновения с грозным соседом.

Как я и предполагал, зал торжественных приемов оказался забит до отказа. Пришлось приложить некоторые усилия, чтобы хотя бы вдоль стены пробраться до середины помещения, откуда уже можно было довольно сносно слышать произносимые речи. При тишине в помещении, естественно.

Нет, конечно же, я мог, активно поработав локтями, пробраться в первые ряды или даже занять полагающееся мне по этикету место вблизи трона, но, положа руку на сердце, я не считал прием купеческой делегации таким уж важным событием. Ну, поднесут корбинцы царю свои богатые дары, засвидетельствуют, так сказать свое почтение. Иван Федорович в ответ объявит о снижении для них каких-то пошлин, продемонстрирует улыбающуюся при виде земляков графиню Ружину, может, и сама Натали произнесет слова ободрения. Вот и весь прием. Скукота несусветная. А потому нормально будет и у стеночки постоять. Был на приеме? Был. А что меня никто не видел, так толкаться не хотелось, скромный я.

Зал возмущенно загудел, безжалостно выдергивая меня из мира своих мыслей. Или я чего-то не понимаю в этой жизни, или что-то пошло не так.

– Что там происходит? – я потянул за рукав ближайшего ко мне придворного.

– Там улорийцы! – ответила вместо него стоявшая впереди дама.

– О, черт! – я рванулся вперед, через толпу.

Черт, черт, черт! Пока я строю дурацкие несбыточные планы, улорийцы действуют. Они просто вырядились купцами, проникли во дворец вместе с делегацией и добрались-таки до Натали! Нагло, но как же просто и действенно! Что же теперь будет? Ну почему, почему я такой раздолбай? Нужно было быть там, рядом с ней, а не стоять черт знает где у стеночки!

По мере того, как я протискивался сквозь толпу гомонящих придворных, становилось возможным разобрать происходящую у трона словесную перепалку.

– Я коронный маршал Улории князь Войцех Курцевич, и я здесь для того, чтобы исполнить волю моего короля! – слышался низкий голос.

– Ты обманом проник в царский дворец! Убирайся, пока стража не изрубила тебя в капусту! – вот сюрприз, голос принадлежал моему дружку Алексею. После этого что-то произнес царь Иван Федорович, но он не позволил себе повысить голос, а посему остался мною не расслышан.

– Царь пригласил в свой дворец делегацию подданных моего короля, я тоже подданный моего короля, так что же я нарушил? – низкий и чрезвычайно уверенный голос принадлежал высокому, крепкому мужчине средних лет, вышедшему вперед из рядов растерянно таращащих глаза и беспомощно разевающих рты купцов. Голова улорийца была обрита, крючковатый нос гордо торчал вперед, совершенно выдающиеся усы с легкой проседью свисали аж до подбородка.

– Ты не купец! – выкрикнул царевич Алешка. – А это прием для купцов из корбинской земли!

– Отлично! После того как мы с графиней Ружиной, исполняя волю короля Яноша, станем супругами, я буду заниматься торговыми делами Корбинского края. Как и всеми другими.

Наконец я продрался сквозь плотные ряды зрителей и достиг охраняемого стражей внутреннего пространства зала, предназначенного для гостей. Стоявшие в охранении стражники без слов пропустили меня внутрь периметра, то ли увидев мое перекошенное лицо, то ли просто признавая за князем Бодровым право проходить за внешнюю линию охранения.

Делегация корбинских купцов состояла, по меньшей мере, человек из сорока. И вся эта однородная масса сейчас, держа в руках свои зимние шапки, обескураженно топталась на месте. Было совершенно очевидно, что происходящее стало для них таким же неприятным сюрпризом, как и для таридийцев. Но это в данный момент являлось вопросом второстепенным, пусть этим занимается Сыскной приказ, а мне нужно спасать ситуацию.

Коронный маршал Курцевич стоял чуть впереди купеческой массы, благоразумно не приближаясь более к царскому трону. На шаг позади него стояли еще двое мужчин, под распахнутыми купеческими кафтанами которых виднелись богатые одежды улорийских дворян.

– У пана Ясельского грамоты, подтверждающие статус нашего посольства, – заявил Курцевич, после чего, в подтверждение его слов, стоявший слева от маршала щеголеватый молодой брюнет поднял вверх руку, демонстрируя окружающим свитки.

В таридийском стане царила растерянность. Иван Федорович, сжав пальцами подлокотники своего трона, хмуро слушал что-то шепчущего ему Глазкова. Однако сам начальник Сыскного приказа тоже не выглядел уверенным в себе – ни привычного многообещающего взгляда, которым он щедро одаривал окружающих, ни снисходительной блуждающей улыбочки на устах.

Царевич Федор, закусив нижнюю губу, молча буравил Курцевича тяжелым взглядом, и оставалось лишь гадать, какие мысли сейчас носятся галопом в его гениальной голове. Лучше всех зная собственного мужа, царевна Софья вцепилась обеими руками в его правое плечо – словно желая удержать от опрометчивого шага.