Можно было ожидать от женщины истеричных воплей или, там, обморока, но Анастасия Романовна сумела удивить настоящим приступом бешенства.
– Тварь! Адская тварь! Убью тебя! Убью вас всех! Твари! Ненавижу! Ненавижу!
При этом баронесса настолько рьяно вырывалась из рук Лукьянова, что двум товарищам пришлось прийти ему на помощь.
– Может, удавить ее по-тихому? – задумчиво спросил я, обращаясь к Наталье.
– Миша, прошу тебя, – тихо ответила Ружина, – не бери этот грех на душу. Бог ей судья. А если не Бог, то пусть царский суд ее судит.
– До суда еще дожить нужно, – проворчал я, тем не менее признавая правоту Натали, – не таскаться же нам с этой разъяренной мегерой по замку! Эй, ребята! Связать, заткнуть рот и бросить в комнате! Пусть дожидается окончания сражения.
В самом деле, зачем нам нужна вопящая и брыкающаяся обуза в нашем ночном предприятии в тылу врага? Достаточно того, что с нами теперь хозяйка замка, а ее присутствие тоже не добавляет нам мобильности. Была даже мысль спустить ее на веревках со стены в пруд, отправить в наш лагерь и свести таким образом к минимуму угрозу жизни. Но если поначалу со стороны замковых ворот раздавались лишь единичные выстрелы, то сейчас оттуда доносились уже звуки постоянной стрельбы. А потому я счел опасной всякую потерю времени.
– Обратно в башню и по стене к воротам! – скомандовал я, как только разведчики избавились от связанной по рукам и ногам баронессы-предательницы.
Всё еще соблюдая осторожность, мы отправились вниз, на второй уровень донжона. Там по-прежнему было безлюдно и тихо, тела троих стражей и нашего несчастного товарища Ивлиева всё так же покоились в закутке у выхода в галерею. Похоже, горничная Стеша была права: прислуги в Корбинском замке почти не осталось, а стражники-улорийцы либо отправились отражать штурм города, либо находились в самых важных точках городской цитадели.
Перейдя по галерее в Северную башню, мы быстро поднялись наверх. Здесь тоже не было никаких изменений, кроме того, что обе ведущие на стену двери были распахнуты настежь. Хорошо помню, что оставляли помещение с закрытыми дверями. То есть кто-то прошел через башню с восточной стороны стены. Что ж, кто предупрежден, тот вооружен.
Имея в виду возможность прямого столкновения с противником, наша группа перестроилась. Вперед пустили Игната и Кузнецова, одетых в плащи и шлемы улорийских стражников. Березин и Осипов крались сзади, прячась за спинами нашего авангарда, а замыкали шествие мы с Натальей, следуя на достаточном отдалении, чтобы не быть замеченными сразу встречными улорийцами.
Метрах в двадцати от входа в надвратную башню обнаружились трое улорийцев, попеременно обстреливающих входную дверь, откуда велась ответная стрельба. Обернувшись на шум шагов и обнаружив прибывшее «подкрепление» в лице Лукьянова и Кузнецова, стражники обрадованно загомонили.
– Шпионы захватили стрельницу! – заявил один из стражников, деловито засыпая порох на пороховую полку своей фузеи. – Наши не могут войти в замок!
– Так это же хорошо! – заявил Игнат, нанося быстрый удар шпагой.
Не ожидавшие подвоха улорийцы не оказали сопротивления, всё было кончено за несколько секунд.
– Эй, Савельев! – крикнул Игнат. – Впускай своих!
Барбакан Корбинского замка представлял собой вытянутую в сторону города надвратную башню с массивными воротами на входе и выходе, двумя решетками и целой системой бойниц в стенах и потолке. То есть прорвавшиеся через внешние ворота с решеткой враги оказываются в узком, замкнутом с трех сторон и простреливаемом сверху и с боков пространстве, где обороняющиеся были способны уничтожить даже небольшую армию. Доведись мне штурмовать подобный замок, я бы, ей-богу, нацелился на какой-нибудь участок стены, нежели стал бы ломиться через центральный вход.
В данный момент внешние ворота были открыты, зато обе решетки находились в опущенном состоянии и створки внутренних ворот были на запоре. Причем во дворе, непосредственно перед воротами лежало несколько трупов стражников, а перед внешней решеткой бесновалась толпа примерно в сотню улорийских солдат, желавших попасть внутрь замка. Но отныне они были лишены подобной привилегии, придется им подождать подхода таридийских драгунов снаружи.
Савельев в данный момент как раз угрожал применить против особо рьяных метание гранат с верхнего этажа надвратной башни, но голос его тонул в непрекращающемся колокольном звоне, да и обезумевшие от страха улорийцы были не самой благодарной публикой.
– Город восстал, – радостно заявил мне поручик, – судя по всему, горожане выбили противника с южной стены и открыли ворота. По крайней мере основную массу улорийцев пригнали с той стороны. А с запада они только-только начали прибывать.
– Сильно хотят попасть в замок? – с усмешкой спросил Игнат.
– Еще бы! Мы весьма вовремя здесь появились. Правда, троих потеряли, – Савельев с сожалением кивнул в сторону стены, где лежали накрытые плащами тела наших товарищей.
– У нас Ивлиев погиб, – поделился и я плохими новостями, – но задача выполнена. Осталось только принудить уцелевших упрямцев к капитуляции.
– Ну, это уже мелочи! – Лукьянов осторожно выглянул наружу сквозь узкую бойницу. – Как только подойдут драгуны, все быстро закончится.
– А ну-ка, Осипов, Березин! – подозвал я наших верхолазов, извлекая из заплечного мешка свернутое таридийское знамя. – Смените-ка флаг на крыше этой башни!
Нанесем по противнику еще один удар, на этот раз моральный. По мне так уж лучше пусть деморализованные улорийцы сдадутся при виде чужого знамени на своем последнем убежище, чем будут сражаться до последнего солдата.
Я взглянул через бойницу на небольшую предвратную площадь, куда сходились три улицы Корбина. Две из них – те, что шли с южной части города, – были заблокированы вооруженными горожанами, благоразумно не решавшимися атаковать загнанного в угол врага. Что ж, всё правильно. С солдатами пусть разбираются солдаты. Выход из третьей улицы пока был свободен, но, судя по тому, что улорийцы не пытались искать там спасения, никаких радостей он им не сулил. Именно оттуда ожидалось прибытие наших войск. Узость и кривизна улочки вкупе с разномастными зданиями не позволяли просматривать ее даже на квартал вперед, а нескончаемый звон колоколов перекрывал почти все доносящиеся снаружи звуки. Так что я даже не был уверен, что услышу непременный шум отступающего в беспорядке противника и преследующей его драгунской массы.
– Кто приказал звонить в колокола? – недовольно поморщился я. – Никакой необходимости в восстании не было.
– Не знаю, Миша, – на плечо мне легла теплая рука Натальи, – ко мне допускали только двух служанок. Но жители Корбинского края так долго ждали таридийские войска, что просто не могли сидеть сложа руки этой ночью.
Едва различимый на фоне колокольного звона вопль ярости и отчаяния возвестил о том, что над входом в замок взвился флаг Таридии. Не знаю, что там творится в головах улорийских солдат, но я не видел для них ни малейшего шанса на спасение.
– И еще, мой рыцарь, – прошептала Натали мне на ухо, обдав жаром своего дыхания, – может, ты пока этого не понимаешь, но сегодняшней ночью родилась новая легенда.
– В самом деле? – я был слишком сосредоточен на текущем моменте, чтобы с ходу понять, о чем идет речь. – Какая еще легенда?
– Легенда о рыцаре без страха и упрека Михаиле Бодрове по прозвищу Князь Холод и его возлюбленной Наталье Ружиной.
– Пожалуй, ты права, – я нежно убрал упавший на лицо девушки локон, – и я сделаю всё, чтобы продолжение этой легенды было максимально счастливым!
– Идут! Идут! – радостно завопили сразу несколько разведчиков, указывая в сторону улицы, идущей со стороны западных ворот.
Никаких отступающих улорийцев больше не было. То ли все, кто мог, уже добежали до замка, то ли рассосались по пути в лабиринте местных улиц и переулков, то ли просто некому было бежать. Сплошной поток конных драгун, не предваряемый отступающими врагами, вырвался из узкого русла улицы и быстро заполонил площадь, отсекая толпящимся у ворот замка подданным короля Яноша все пути к отступлению. А это означало, что мне удалось всё задуманное, что я победил. Что мы победили.