Как оказалось, «новая жизнь» тоже не сидела на месте и встретила меня, буквально через десяток шагов. Причем в таком месте, откуда я сбежать не мог при любом раскладе. Слева от меня находился семейный огород, где было просто негде укрыться, справа небольшой пустырь, за которым находился погост, а дальше лес. Конечно, если бы отряд, встретившийся мне, шел пешком, я бы не раздумывая бросился к лесу, и возможно даже сумел бы убежать, но «новая жизнь» в лице отряда красноармейцев, как оказалось, была на лошадях, и едва заметив меня, двое тут же пустились вскачь, и через мгновение, уже находились подле меня.
В итоге, оказалось, что я первейший враг народа, кулак, недобитая контра, и что-то там еще. Так или иначе, мне не дали сказать даже слова, а просто сняли с меня всю амуницию, отобрали ружье, раздели почти до исподнего и связали руки. Я, конечно, пытался, что-то возразить, хотел сказать, что направлялся именно в село, но меня просто никто не слушал, и вообще складывалось впечатление, что отряд сюда ехал целенаправленно. Все говорило о том, что его командование знало и об этом доме, и о болезни отца, и о том, что здесь еще оставался я, а сам дом содержал в себе много «вкусного и полезного». Во всяком случае, после того, как меня закрыли в бане, из которой правда предварительно выгребли все шкуры, которые там находились, отряд вольготно расположился на подворье, и принялся обжираться моими припасами, предварительно отправив куда-то пару человек. Обжираловка вскоре плавно перешла в повальную пьянку. И уже к вечеру, находящиеся на подворье люди больше напоминали какую-то банду, отмечающую удачный налет, и вовсю горланящую песни. Песни, правда были все же революционные, этого было не отнять.
Ближе к темноте, один из красноармейцев, принес мне четвертинку черного хлеба и какую-то баланду в глиняной миске. Единственное достоинство этого варева состояло в том, что оно было горячее. Впрочем, выбирать не приходилось, а само варево было зачерпнуто из общего котла, поэтому я съел все что дали. Правда, удивился про себя, почему приготовили подобное месиво, в то время как погреб был забит качественными продуктами. Впрочем, последнее уже меня не касалось, а нарываться просто не хотелось. Хотя мои руки и были развязаны, выбраться из бани не было возможности. Это только в кино «неуловимые мстители» могли протиснуться через трубу с помощью колодезного журавля, а на самом деле, трубы в бане делают довольно узкими, чтобы сквозь них не уходило тепло, окошечко тоже было довольно маленьким и к тому же находилось возле двери. А вот дверь, мало того, что была плотно прикрыта и подперта поленом, так возле нее вдобавок постоянно находился кто-то из красноармейцев. И даже на просьбу вывести меня, чтобы оправиться, ответ был отрицательный.
— Оправляйся прямо там, все равно сюда уже не вернёшься, — было сказано мне, и на том разговор завершился.
Впрочем, это было и так ясно, не понятно было только что ждет меня дальше. А дальше было все интереснее и интереснее. К вечеру следующего дня, на подворье заехало десяток телег, и солдатики принялись опустошать дом, вынося из него все, до чего могли дотянуться. Первым делом были загружены продукты из подвала, причем, почему-то никого не волновало то, что за время пути туша коровы может банально протухнуть, и было бы гораздо умнее и правильнее съесть ее прямо сейчас, нежели тащить в село. Так нет же, ее закинули на телегу, прикрыли рогожей, а сверху навалили еще всякого барахла и отволокли телегу в сторону, видимо решив переночевать здесь. За всем этим я наблюдал через окошко и дивился человеческой тупости. Дом очистили до последней нитки, забрав из него все, даже выгребли из сарая прошлогоднее, и местами подопревшее сено. После того, как все телеги выехали за ворота, меня вновь связали и посадили в одну из телег, а дом, который исправно служил моей семье почти сотню лет, просто подпалили. И еще некоторое время стояли под бугром, наблюдая за тем, как он разгорается. И лишь убедившись в том, что пламя сожрет его до основания, был отдан приказ, и кавалькада телег, выехав на тропку, ведущую в сторону села, покинула это место.
Последнее, что мне запомнилось перед самым отъездом, так это бегающий от телеги к телеги дядька Прохор хватающий за рукав командира отряда и причитающий:
— Да как же так-то… Ведь мы же, вы же. Да что же тепереча-то… Ведь я же всей душой…
Тут же пришли на ум распеваемые вчера песни, особенно строки Интернационала говорящие: «…Весь мир насилья мы разрушим, до основанья, а затем…». Что ж, разрушать уже научились, ломать, как говорится не строить. Заодно обломали «лучшие чувства» дядьки Прохора, который судя по всему и привел сюда отряд, расчитывая, что дом, пусть и без запасов достанется ему.
…Как там высказался Вицин в «Кавказской пленнице»: — «Да здравствует советский суд — самый гуманный суд в мире!». Примерно это же хотелось сказать и мне. Вы не поверите, но меня оправдали. Там была достаточно сложная формулировка, судьи, как и адвокаты, могут завернуть такое, что после приходится продираться сквозь сказанное, не в силах уловить суть произнесенного. Но вроде бы, за недостаточностью улик, и молодого возраста я был признан невиновным в укрытии от Советской власти продуктов питания и средств сельскохозяйственного производства. Какие средства они там умудрились найти не знаю, разве что отнесли к ним нашу древнюю берданку, и деревянные вилы. Кстати об одежде, мебели и тех же пяти тысячах рублях и нескольких червонцах, суд благоразумно смолчал, правда при этом сам судья красовался в меховой жилетке, которую совсем недавно носил мой отец, и в которой я сам собирался идти в село, но тут уж ничего не поделаешь. Итак, я оправдан, хоть и остался практически голым. Правда перед судом мне дали кое-какие обноски, и сейчас я выглядел, как настоящий крестьянин, в домотканых портках, рубахе навыпуск подпоясанный веревкой и грубых лыковых лаптях с обмотками, но хоть что-то, иначе остался бы босиком. Конечно, уважения к новой власти все это не прибавило, зато в памяти отложилось. Как оказалось, этим приговором суд закончен не был, судья же между тем продолжал:
—…Но ввиду того, что подсудимый Михайло Федорович Волков, все же является родным сыном умершего ныне Федора Волкова, который и был признан судом противником советской власти, и который поддерживал своими деяниями контрреволюционную деятельность в виде снабжения товарами и продуктами действующие в округе банды, согласно статье № 13 «Основных начал уголовного законодательства СССР и союзных республик» в редакции 1924 года, он признается социально опасным элементом, и подлежит высылке из пределов села Хитрые Караси входящего в состав Еловской волости Красноярского уезда. Без права возвращения в течении пяти лет. В связи с этим местному органу милиции предлагается посадить подсудимого на первый, проходящий через станцию села Хитрые Караси поезд и отправить за пределы губернии. Суд объявляю закрытым.
Кулак, грохнувшийся о стол, заменил судье молоток.
В итоге, хоть я как бы и оказался свободным, но пока еще находился под стражей, которая, недолго думая сопроводила меня до местной станции железной дороги и просто засунула в первую, попавшуюся свободную «теплушку» закрыв входные двери снаружи, и даже не вспомнив о том, что я голоден. Хорошо хоть по пути попался колодец, и мне позволили утолить жажду. Осталось только надеяться на то, что на ближайшей станции все же проверят этот вагон, и я не успею помереть здесь от голода.
Чуть раньше, в этом вагоне, видимо перевозили лошадей, потому что весь пол был устлан соломой с вкраплениями в виде лошадиного навоза. Выбрав местечко по чище, сгреб туда соломы, и устроился в уголке, поджидая, когда состав тронется, что вскоре и произошло. При этом состав, как оказалось, пошел на восток, что было мне только на руку. Осталось только как-то дотянуться до окошка, находящегося под самой крышей вагона, и покинуть столь уютное место, выделенное мне доблестной милицией. В этом мне помогла небольшая слега, сохранившаяся в вагоне, и служащая в качестве ограждения. После нескольких попыток, зацепиться за край оконного проема мне все-таки удалось, остальное оказалось довольно простым. И вот уже вскоре, я оказался на крыше вагона, с которой довольно просто получилось спуститься вниз на тормозную площадку. Зачем? Да все просто, вдруг вспомнилось о том, что где-то неподалеку отсюда, имеется охотничья избушка, принадлежащая нашей семье, где я вполне смогу на некоторое время остановиться, запастись пусть не совсем новыми, но необходимыми вещами и продуктами, да и вообще оставлять все это кому-то было бы в корне неправильным. И не надо смеяться над моими словами. Память бывшего владельца этого тела всплывает фрагментами. Многое из того, что он знал, для меня все еще скрыто. И то, что в памяти всплыло воспоминание о том, что неподалеку отсюда имеется охотничья заимка, для меня оказалось очередным откровением. Вот и сейчас, я находился на площадке движущегося вагона, вглядываясь в проплывающий мимо меня лес, в поиске приметы, известной мне исходя из нарисовавшейся в сознании картинки, с причудливым куском скалы, и растущей возле него кривой березы. Даже если последняя окажется по какой-то причине срубленной, имеются еще пара примет, в общем, надеюсь, это место не будет мною пропущено. Так оно и оказалось, к тому же состав слегка замедлился, делая поворот, и я вполне благополучно спрыгнул с подножки. Пройдя по лесу около версты, уже собирался выйти на полянку, как заметил дымок, поднимающийся из печной трубы. В принципе ничего особенного в том не было. Избушка и предназначалась для того, чтобы забредший сюда охотник, или какой другой человек, мог отдохнуть, подкрепиться оставленными в доме продуктами, ну и при необходимости поправить свою одежку. Все это, разумеется, так, вот только соваться в дом, не зная, кто там сейчас находится, могло быль опрометчивым поступком. Там мог оказаться и простой охотник, или, например тот же беглый каторжник. И если с первым можно было вполне разойтись краями, то последствия встречи со вторым были непредсказуемы. К тому же оружия в данный момент у меня не имелось, и нечем было даже защититься. Впрочем, с последним вопрос решился достаточно быстро. Увесистая палка, подобранная неподалеку, вполне могла заменить дубинку. Против огнестрела, конечно, это не пляшет, но как оружие ближнего боя, вполне подходит. Во всяком случае, хочется на это надеяться.