Хотя тут такое было не принято, но Мила видела как другие мужчины оказывали своим жёнам или невестам знаки внимания и понимала, что даже малости этим двоим проявить нельзя по отношению к друг другу.
Самой ей было тяжело смотреть на Роара, который был так близко и одновременно так далеко, что не докричишься, не дозовёшься.
Ещё вчера вечером она стойко решила подойти к нему на кострах и попросить прощения. Просто. Без какой-либо надежды, но она просто обязана была сказать ему, что ей жаль, что ей стыдно, что она всё испортила, но собственно она так и сказала ему… она всё испортила.
А сейчас её тянуло к Элгору. И ей было совестно от этого, противно от самой себя, но она не могла ничего поделать. Внутри была вера в то, что он не такой, каким пытается казаться, что эта его колкость, агрессия — всё это ненастоящее, всё это, потому что он просто запирает себя от мира, потому что что-то не так, что-то там внутри… ему тяжело и ей казалось, что с ней он другой. Он добрее…
Милена вспомнила как он обнимал её, когда Роара ранили, вспомнила, как целовал на башне, как спас от Шерга… Не мог он быть плохим. Просто скрывал всё хорошее под маской угрюмости и нелюдимости. Вот феран же такой точно? Нет?
Хэла говорила ей, что Элгор испорченный, избалованный ребёнок. Но откуда тут можно было взяться баловству, в этом мире? Они все были такие жёсткие, все эти мужчины. Даже Брок, хотя на фоне всех окружающих воинов был таким пацаном, но всё равно.
Милена попробовала найти чёрную ведьму, но не нашла — хараг заперли в загонах тоор, внутренние ограждение тоже было убрано, чтобы людям, которые придут к ним на костры было где развернуться.
— Изар зашёл и может быть среди нас, — мечтательно произнесла Найта, сидящая возле Милы. — Знаешь, надо быть осторожнее, потому что, если ты ему понравишься, он тебя с собой заберёт.
— Правда? — спросила Милена.
— Да, прямо на небо, — и она указала пальцем на розовеющее небо, в котором осталась только Тэраф.
Милена посмотрела туда куда указывал пальчик девчушки.
— Я знаю, что тебе достопочтенный митар любится, — тихо сказала Найта и белая ведьма уставилась на неё в изумлении, а девочка не отвела взгляда, смотрела прямо и была очень серьёзна. — Я понимаю. Но я тебя не боюсь, хоть ты и ведьма. Вот хоть что на меня наговори, а я от него не откажусь, поняла?
— Да, — кивнула Милена, полная серьёзности, а на глаза навернулись слёзы.
Вот хрупкая, маленькая девочка, которую все считают дурочкой, но сколько в её глазах было сейчас решимости и смелости — любая бы позавидовала. И Мила тоже.
— Ты хорошая, — успокаивая, Найта погладила её руку. — Если он тебя выберет, я конечно огорчусь, но что делать. Порадуюсь, что ты не злая, добрая.
Она так горестно вздохнула, что стало не по себе.
— А можно я тебя обниму? — спросила Милена у девочки.
— Это зачем? — нахмурилась та. — Думаешь, что я тогда тебе уступлю?
— Нет, — мотнула головой девушка. — Просто ты тоже очень хорошая, и я просто хотела бы тебя обнять.
— Ладно. Обними. Но это ничего не меняет, — прищурилась Найта.
— Не меняет, — рассмеялась белая и прижала девочку к себе.
Когда Милена подняла взгляд, то не нашла уже ни Роара, ни Элгора, ни ферана, ни Тёрка, ни других братьев-командиров…
Костры поразили её. Это были не те костры, на которых она уже была. Эти тянулись по всей дороге, уходили вереницей огней в селение и там заканчивались огромным костром, огонь которого было видно даже отсюда.
Когда Тэраф уже вступила в свои права, началось веселье. Все пили, ели, кто-то играл на дудках и ещё каких-то инструментах. Где-то в селении пели песни, которые подхватывали на протяжении всей “огненной” дороги люди и в итоге песня проходила путь от селения до дома или обратно. Пели об урожае, пели о работе, пели об Изаре и какие-то ещё песни о войне, разлуке и любви.
Серые сидели у своего костра, с ними сидела Найта, на последнем в цепочке костре были в основном домашние, но не все — большинство ушло гулять между кострами. Воины действительно почти не пили, как заметила Донна, они хоть и вели себя непринуждённо, но тем не менее явно внутри них было напряжение.
Хэлы не было какое-то время и кое-кто из серых хихикая заявил, что видимо чёрная ведьма проведёт этот праздник вместе с фераном, которого тоже на кострах не было. Но девочки ошиблись — оба они пришли. Достопочтенный глава дома был как всегда собран и серьёзен, а чёрная ведьма — весёлой и неугомонной.
— Хэла, а какая песня в твоём мире самая грустная? — спросила Лорана, видимо потому что только что они дослушали здешнюю песню о несчастной любви.
— В смысле? — нахмурилась чёрная ведьма. — Спеть тебе про войну и мёртвых детей что-то?
— Нет, не надо! — мотнула головой девушка. — Вот про любовь, например.
— Хм, — Хэла усмехнулась. — Так они все грустные, хоть в петлю лезь. Ну, ща, жди, тексты загрузятся.
Она посидела и подумала, потом хихикнула и поддев белую ведьму локтем сказала:
— Знаешь какая песня в голову лезет?
— Какая? — спросила Мила.
— Гоп-стоп, — усмехнулась чёрная.
— Ты бы ещё Мурку вспомнила, — захихикала белая ведьма.
— Отличный выбор. А как по-твоему какая самая грустная песня о любви?
— Прыгну со скалы? Возьми моё сердце? — улыбнулась Милена. — Или Тёмная ночь?
— Детка, а тебе точно двадцать, а не восемьдесят? — шутливо нахмурилась женщина. — Ладно, стой, знаю. Уж раз бабушек вспомнили. Только ща, голос настрою.
И Хэла вдохнув, посидела с закрытыми глазами, а потом запела низким, протяжным народным, идущим откуда-то из груди, голосом:
Чёрная ведьма пела песню, в вокруг всё как-будто замерло.
Милена, зная эту песню, которая тянула не только тоской по любви, но и по дому, по вот этим рябинам и дубам, по такому вот пению, которого она не услышит уже никогда, только если Хэла решит разорвать душу в клочья.
Никому не надо было объяснять, что песня была о деревьях и что безысходность этого рассказа настолько велика, как наверное ни у одного другого. Уж, что может быть печальнее любви двух деревьев, которых разделяет река?
— Достаточно грустно? — спросила Хэла с вопросом глядя на Лорану, когда допела.
Та обречённо кивнула, в глазах у неё тоже были слёзы, да и не у неё одной. Смотреть на мужчин Милене вообще не хотелось — страшно было до обморока.
— Хэла, ведьмочка моя, хорош сердце рвать, а? — бухнул Тёрк.
— Так что попросили, то и спела, дорогой, — улыбнулась ему ведьма, разводя руками.
— Давай тогда лучше свои про дураков и молний, а? — он кажется был тем человеком, который всегда всё говорил вовремя.
И сейчас тишину отпустило, все рассмеялись, включая Хэлу и она запела одну из видимо любимых здесь песен группы “Король и шут”.
— Грохочет гром
И так немного приходя в себя все начали просить кто что — какие-то песни Хэла пела одна, какие-то ей подпевали Маржи и Донна. Какие-то знала и Милена, и тоже подпевала, захмелев от местной цнели, потому что в этот раз Хэла не делала никакой выпивки и об этом никто даже не заикнулся. Получилось, что песни просили кто какие, как начала Лорана, так всё поехало по кругу и в конечном итоге дело дошло до белой ведьмы