— Он сказал ей, что когда станет фераном посадит тебя на цепь, — ответил бронар с горячностью. — Собирался заказать в Хар-Хаган цепь из тонга. Вот почему я думал, что тебе ничего не грозит.
— Зачем? — и он сказал глухо, как-то неестественно даже для себя.
— Рэтар, — снова упрямо мотнул головой Элгор, не потому что злость кончилась, нет, потому что причина была… была!
— Зачем? — прорычал феран, не обращая на это внимание.
— Чтобы ты смирно смотрел, пока он будет мучить Хэлу, — прошептал Элгор, подавленный гневом тана. И как хорошо, что Рэтар не умел убивать мыслями или заговорами, как Хэла… или нет. — Он собирался её заклеймить, чтобы не сопротивлялась. Поэтому она его и чуть не пришибла. Лучше бы пришибла…
И бронар фыркнул с сожалением.
— Достопочтенный, — влетел Сейка, и тут же поправился, — эээ… достопочтенные, простите. Но тут послание от достопочтенного митара.
Пошевелиться феран не мог. Он смотрел на протянутую записку, а сердце стучало невыносимо громко и жутко.
— Давай, — Элгор подошёл к стражнику. — Иди, Сейка.
Тан развернулся к Рэтару и хотел дать бумагу ему, но феран нахмурился с болью, и бронар развернул послание и прочитал вслух:
— Пятнадцать уда-ров, — он поднял на тана полные ужаса глаза. — Рэтар, я… я… прости… боги…
Феран развернулся к бронару спиной, упёрся кулаками в столешницу.
Пятнадцать ударов кнутом или плетью — это было не наказание, это был приговор несущий смерть.
Наказание великого эла исполнял его личный палач. Никто не выживал после его порки. Никогда. Не было важно, чем он бил и сколько ударов наносил десять или пятьдесят. Человек умирал всегда после наказания, но чаще всего во время, особенно женщины.
И стук сердца в говоре Рэтара в одно мгновение превратился в щелчки кнута. Он ощутил себя мальчишкой, который стоял на галерее Зарны и считал удары, которые наносил отец. Свои никогда не считал. А вот те… в тот раз… те, считал…
— Рэтар, — Элгор подскочил к тану. — Давай просто выведем её оттуда. Давай? Мы же знаем, как попасть в башню в обход стражи. Это просто. А когда попадём… а Хэла же может на всех наговорить чего… пусть они ослепнут на время или пусть не заметят ничего. Это же Хэла, она же сильная, она может. Отправим её через портал и всё. Где они её искать будут? Ну, это же только ты можешь найти, разве нет? Рэтар?
Феран замер. Шевелиться было невыносимо больно.
— А может она выдержит их? — парня трясло. — Может эла прикажет ему… может… это же Хэла. Она же другая. Мы позовём мага, позовём Зеура.
И бронар с досадой ударил в столешницу:
— Проклятый палач… Чтоб его рваши утащили. А может он не будет его призывать из столицы? Может нашего возьмёт? Или Мирган? У него есть право, он же палач дома и он умеет так бить, чтобы… И Хэла ведь выдержит…
Элгор словно бредил, от суровости и спеси не осталось и следа, по щекам юноши текли слёзы.
— Проверят, как он будет бить… Не выдержит… Хэла… она же хворая. Боги, — прошептал он обречённо, утирая слёзы со щёк, ладонями. — Я так виноват, Рэтар. Я никогда не желал ей смерти. Правда. Прости, прости меня, тан. Я не знаю… Я так тебя подвёл.
Он пытаясь унять слёзы, но не получалось.
— Пойдём, Элгор, — проговорил Рэтар, взяв себя в руки. — И ты ни в чём не виноват, тан. Я ни в чём тебя не виню.
— Ты что-то придумал? — нахмурился его словам бронар. — Рэтар, ты же любишь её и она… она очень тебя любит. Я видел.
Феран застыл на полдороги к двери.
— Я знаю, — отозвался он. — И я убью это чувство, спасая её жизнь, убью любовь ко мне.
— Что? — опешил Элгор, взгляд был полон непонимания и сожаления.
— Этого она мне не простит, — ответил ему Рэтар. — Но пусть живёт и ненавидит… только пусть будет жива.
Они молча дошли до покоев великого эла. Рэтар встретился взглядом с бледным и потерянным Роаром. Он словно хотел что-то сказать, но тут из комнат вышел правитель и митар склонил голову в почтении.
— О, Рэтар, — улыбнулся эла.
— Великий.
— Отдых пошёл мне на пользу, знаешь ли. После произошедшего было немного не по себе. Но я вспомнил забавный случай, как таскал с твоим братом цнелю с кухни, помнишь?
— Да, великий, — отозвался Рэтар.
— Риван умел веселиться, — заметил эла. — Жаль, что он погиб.
Они шли в сторону главной залы, заполненной уже двором.
— Да, — ответил Рэтар, сжав рукоять меча до побелевших костяшек.
— Я принял решение относительно твоей чёрной ведьмы, — правитель шёл и улыбался в приветствии своим слугам. — Думаю, что пятнадцать ударов кнутом будет вполне приемлемо.
Они зашли в зал, гул стих. Все присутствующие замерли, ожидая, когда эла сядет на своё место и присутствующие тоже смогут пройти к столам.
— Всё же, — делая вид, что сожалеет произнёс правитель, — мне не очень это приятно. Но закон есть закон. Она спасла мою жизнь. Но серые не могут держать оружие в руках без разрешения. И она же могла попасть в меня.
А это через повелителя говорил первый советник, и Рэтар отчётливо это слышал. Он поймал надменный и настороженный взгляд Кейоса, а великий замер, ожидая сопротивления и возражений, но феран Изарии молча склонил голову, соглашаясь решению эла. Повисла неловкая тишина.
— Надеюсь, наказание с утра не омрачит наш праздничный прощальный обед, — решил-таки нарушить молчание правитель, — перед тем, как мы покинем твой гостеприимный дом.
— Как будет угодно великому эла, — отозвался Рэтар.
— Что ж, — правитель встал на своё место и взялся за кубок, приглашая двор за стол. — Прекрасно.
Феран взял кубок и сел за стол.
Рэтар думал, что сойдёт с ума, пока весь этот разгул пил, ел и веселился, выдёргивая из него последние жилы. У него не было никаких сил, чтобы выдерживать это. Но он терпел эту пытку, потому что это самое малое, что он мог. Всё ничтожно по сравнению с тем, что ему нужно будет сделать с его Хэлой.
— Я рад, что ты не противишься моему решению, — проговорил эла, уже прилично опьянев и давая Рэтару возможность вернуться к вопросу.
— А я могу? — спросил феран.
— Разве ведьма тебе не дорога, — пьяный, но всё ещё способный нанести удар и смотреть на то, что на это сделает противник, — ты же привязан к ней.
— Глупо не ценить дорогую и весьма полезную вещь. А я вроде не глупец, — отозвался Рэтар, как можно спокойнее.
— Не глупец, — согласился эла, снисходительно улыбаясь. — И я рад, что мы понимаем друг друга. В данном вопросе.
— Понимаем? — с вопросом повёл бровью изарийский феран и ухмыльнулся.
— Разве нет? — удивился великий. — Мы же друзья, Рэтар.
— Тогда ты не откажешь мне? — спросил он, всматриваясь в правителя.
— Откажу?
— В дружеской просьбе о моём праве ферана.
— О, Рэтар? — правитель нахмурился, а зал мгновенно замер.
— Моё право, — пожал плечами хозяин дома, стараясь быть отстранённым. Надо было, чтобы присутствующие здесь не вникали в истинные причины его просьбы. — Закон был нарушен в моей земле, моей чёрной ведьмой. Я мог бы требовать, но раз мы друзья, то я покорно прошу своё право на наказание.
— Ты хочешь сам наказать свою ведьму? — уточнил эла, делая брезгливое лицо.
— Да, — кивнул Рэтар, подтверждая очевидный вывод, а главное очевидное желание.
И видел, как глаза великого полыхнули мерзким огнём — правитель хотел зрелища, это то ради чего он и притащился сюда. Показать кто главный, но при этом вывернуть всё наизнанку. И Лоаяс знал, что могло значить для Рэтара подобное действие. Внутри эла был триумф.
Но снаружи он лишь снисходительно повёл головой. Они оба продолжали играть свои роли.
— Хорошо. Раз ты так хочешь, — правитель развёл руками. — Мне не хотелось этого, но право ферана — я его принимаю. Да и зачем дёргать палача, призывая его через портал из Йерота ради пятнадцати ударов кнута. В самом деле.
Рэтар склонил голову в благодарности, его выворачивало, а он благодарил.
Он лежал на полу своих покоев и уже не пытался взять себя в руки, его трясло, рвало на части, било наотмашь. Из глаз текли слёзы. Рэтар зажмурился. Внутри него сейчас было холодно и мертво. Он убивал чувства, он травил себя, потому что нельзя было выходить завтра пороть Хэлу и при этом чувствовать.