После столь однозначного распоряжения осталось только выполнять. В довесок ко всему, что навалилось на Берию за осень. Немногим позже нарком получил дополнительное указания. Из рода тех, что были только между ними двоими.
Некий перерыв в разведывательных полётах немцев над территорией СССР, возникший по причине личного приказа Гитлера, не пожелавшего ещё больше ухудшать фон ноябрьского визита советской делегации в Берлин к исходу года закончился. А после доведения до Молотова сведений о попаданце и об всём комплексе мер, предпринимаемых в СССР по подготовке к германскому вторжению, они втроём (Сталин, Берия и Молотов) обсудили возможную реакцию Германию на ранний жёсткий ответ (в случае успеха противодействия сил ПВО) СССР.
– Значит, товарищи, полагаете, любые осложнения не перекроют вред? – ещё раз уточнил Сталин у их обоих.
Берия тогда ещё подумал, что вождь, осенью определившийся с новой, жёсткой реакцией на провокационные полёты, сейчас, судя по всем предпринятым мерам и затратам на усиление ПВО, просто совершает некое ритуальное действо.
– Мы все, конечно, надеемся, что усилия товарища Рычагова дадут результат, а «та история» показала, что наши усилия оттянуть войну на 1942 год всё равно не увенчались успехом – осторожно, но твёрдо ответил он Сталину.
– Так что и беспокоиться о том, как отреагируют в Берлине, нет смысла. – продолжил вождь, и несколько язвительно добавил – Пусть наши их сбивают. Без особых разговоров. Главное, чтобы сбили… а не только обещаниями дело закончилось…
Крепко его книжки из будущего впечатлили – в очередной раз убедился нарком. И как всегда оставил своё наблюдение при себе. Хозяин, конечно, осознал многие свои собственные ошибки и заблуждения из «того будущего», которые он «здесь» старается исправить, но он, Лаврентий Берия будет последним, кто ему на это обстоятельство собирается указывать.
А указание, как поступить в случае возможных успехов, было ему дано намного ранее. Намного. Практически сразу после того, как Рычагов поднял тему германских разведывательных полётов на территорией СССР.
– Если подчинённые товарища Рычагова выполнят то, что вы с ним наметили, то… пусть твои сотрудники отработают с этим немецкими фашистами-нацистами… – Сталин уже давно перешёл на плававшую от источника к источнику терминологию будущего – по полной, а когда из них выжмут всё… - ты понял, Лаврентий? всё! чтоб никто про этих высматривающих с небес больше ничего не слышал!
И, мгновенно переключившись с того, что определило незавидную судьбу тех лётчиков авиагруппы стратегической воздушной разведки Германии, которые, будучи сбитыми над территорией СССР зимой и весной 41-го, Сталин дополнил:
– Похоже, пора давать ограниченный допуск товарищам из списка, подготовленного твоими, Лаврентий сотрудниками и 8-го отдела.
Именно сие указание Сталина и стало тогда тем рубежом, после которого к книгам с HDD попаданца допустили отобранных конструкторов военной техники.
Осенью 1940-го года в структуре РККА был образован полноценный вид вооружённых сил – войска ПВО страны. Управление (ставшее, по приказу НКО ССР, Главным управлением) ПВО РККА под «свою руку», помимо существовавших уже корпусов, дивизий и бригад зенитной артиллерии, прикрывавших Москву, Ленинград, Баку и Киев, а также ряд иных промышленных и военных центров, получили (ранее, чем «в иной истории») в оперативное подчинение некоторое количество истребительных авиаполков, перенацеленных не на поддержку РККА на поле боя, а на задачи ПВО. Также руководство воздушной обороны страны было сосредоточено в руках реорганизованной структуры ПВО, а с командующих приграничными (как внутренними) военными округами были сняты ответственность за данную деятельность за пределами войсковой ПВО. Организационные мероприятия проводились по уточнённому и более раннему постановлению СНК «Об организации противовоздушной обороны». Служба ВНОС была переподчинена командующему ПВО, как и группы (развертывающиеся в радиобатальоны), обслуживающие РУС-1 «Ревень» и опытные(на тот момент) РУС-2 «Редут», пошедшие в серийное производство в 1939-40 годах. ГУ ПВО РККА возглавил, как и в «той истории», хотя и раньше, Г.М.Штерн. Но теперь ему было не суждено стать жертвой оргвыводов, которые в «тот раз» случились после пролёта (вплоть до Москвы) немецкого транспортного самолёта в «том» мае 1941-го. Впрочем, до материалов попаданца и вообще к знанию о главной тайне СССР его не допустили. Чем руководствовался Сталин, принимая такое соломоново решение, Рычагов не знал, Штерн лишь получил явное указание от наркома обороны (продублированное лично Сталиным) – работать строго в русле действий, предпринимаемых начальником ГУ ВВС по планам, вырабатываемым в Генштабе «группой Мерецкова». Среди приказов, полученных Штерном, был тот, который требовал от него организации максимального взаимодействия между зенитными и истребительными силами ПВО, с одной стороны, и постами ВНОС и радиолокационными группами, с другой.
А новому и перспективному высотному истребителю МиГ-3 решением Рычагова, получившему, в отличие от многих, полный доступ к имевшимся материалам по авиации будущего, была нарисована иная судьба. Лучшая и более правильная.
Высотный истребитель (в том числе ночной) ПВО.
Его маневренность и иные превосходные характеристики на больших высотах не позволили полностью реализовать его потенциал в боях «той истории» на малых и средних высотах, где он превращался в обычный истребитель, «не хватавший звёзд с неба». Его начальная судьба ковалась в двух опытных авиаполках ПВО, состоявших как из выделенных прототипов И-200, так и из начавших поступать серийных МиГ-1 и 3, которые ныне изначально ориентировались на задачи ПВО.
Первые два авиаполка ПВО (один – разделённый пополам), на данных высотных машинах базировались на трёх аэродромах – в ПрибОВО, ЗОВО и КОВО. Ибо аэродромы, используемые группой Ровеля, и цели полётов гитлеровских авиаразведчиков, стали известны из «иной истории». Они и определили лучшую дислокацию наших первых истребительных сил ПВО для попыток их перехвата. В составе упомянутых двух авиаполков ПВО появились и несколько опытных, специально облегченных истребителей, которые был оснащены турбокомпрессорами (они же турбонагнетатели) для улучшения характеристик на высоте, на которых также было установлено кислородное оборудование для летчиков. Данные доработки были осуществлены по выводам, сделанным конструкторами Микояном, Гуревичем и Микулиным, жадно изучавшим выданные им фотокопии книг, относящихся к тематике, за которую они отвечали. Они крайне внимательно проштудировали в течении нескольких выделенных им дней и составили предложения по планам срочных и среднесрочных действий и корректировок, вносимых в разработку истребителя МиГ-3 и авиадвигателей для него. После обсуждения и последующих виз, наложенных Рычаговым и Ванниковым, их предложения легли в основу изменённых планов работы по данному истребителю и его авиадвигателю, производимому на 24-м заводе.
Поташник же именно тогда научился делать «страшные глаза», запугивая и стращая всевозможными карами каждого вновь прибывавшего в «читальный зальчик» 8-го отдела научно-технического специалиста, у которого он брал расписку, параллельно давая сопутствующие указания о «самой главной тайне СССР».
Лётчик-испытатель Аркадий Никифорович Екатов, участник первой мировой войны, чья судьба круто изменилась от чтения тремя вышеупомянутыми личностями книг попаданца, переживший позже и март 1941 (ставший для него «в иной раз» смертельным во время вылета в Каче), ныне, как и прочие испытатели данного высотного истребителя, параллельно нёс нагрузку по фактически боевым вылетам. Именно он и совершил первую результативную атаку по летящим высоко и глядящим подробно соглядатаям Ровеля.
Наверное, это было крайне сомнительное, с точки зрения 21 века организационное решение, поставить в стрйо лётчиков-испытателей, работающих над доведением новой техники, но… время было такое. Опасных и рискованных действий.